Наша Вика вчера ходила печальная. Вся, как то поникшая. Плакала что ли?
Хотелось спросить, в чем дело, да не решилась, она меня плохо знает. И
может быть еще не пришло время, когда можешь рассказать о своих
горестях. И даже дружеское участие может усугубить переживание. Может
быть произошла размолвка с молодым человеком. Ох, эти молодые человеки
огорчают нашу Вику! – попереживала я, с умудренной жизнью,
снисходительностью, ведь я знаю, каким чудным будет примирение, в этом
возрасте. А сегодня я узнала причину её слез. И долго пребывала в
печали. Вика загорелась идеей фотохудожника Владимира Мишукова, и
предложила свой вариант такой акции, привлечения общественного внимания
к детям с особенностями развития. Только в виде календаря. И закипела
работа. Работали с родителями на предмет их согласия на участие в таком
проекте. Потом встречи с известными людьми нашего города, надо было
заручиться и их согласием. И Вика старалась так подобрать пары, чтобы
они были даже немножко похожи. И вот календарь готов. Вот он итог
большой работы. Позади поиски типографии, выбор и обсуждение формата
календаря, приглашение и беседы с фотографами, Вика встретилась и
рассказывала о своем проекте с большим количеством людей. Я вот стала
считать в календаре 12 месяцев, значит 12 знаменитостей, плюс 12
родителей плюс 12 детей, плюс не все соглашались, плюс 5
фотохудожников, плюс выбор фото из отснятых, плюс под каждой
фотографией изумительные, пронзительные по своей истинности цитаты,
плюс просто сроки выполнения и плюс просто нервы. Стали в Центре
готовить презентацию. Пригласили всех участников, и как положено при
таких мероприятиях пишущую и снимающую братию. И вот один из
редакторов, какой- то газеты, выслушав, Викторию, высказал свое мнение,
которое сводилось к одной мысли: всех твоих питомцев нужно как в Спарте
со скалы в пропасть и все. И тут Вика заплакала. А как же мир, который
не стоит ничего, если в основании его детская слезинка, а как же
написать пером, да чтоб в самую душу и жгло, а как же милосердие и
любовь. Я думаю, она шла как журналист к журналисту, к своему старшему
товарищу, может она читала его газету и даже восхищалась. А тут! Мне
было очень жаль того редактора. И сердилась на его слепоту, ну как не
увидеть перед собой молодую душу, стремящуюся сделать мир добрым и
счастливым! Не знаю, сбросили бы нас с Андреем со скалы тогда, сбросят
ли в будущем, а он ведь подошел к краю скалы, не научившийся
сострадать, не умеющий жалеть, за спиной каменистая гора, а под ногами
бездна пропасти, она тоже не умеет жалеть. У пропасти нет души, нет
сердца, есть только дно. Зря Вика плакала. А может она его жалела.
В городе небо высоко. Ей опустится, не дают крыши домов. И оно лежит
натянутое на них как тент. А в Маякском, оно прямо над головой. И ты
ходишь под голубым небом, по зеленой пахучести травы и удивляешься
всему. В городе живешь в высотном доме и природа немного нереальна.
Выйдешь на балкон, а земля далеко внизу, нужно одеться и выйти на
улицу, для этого зайти в лифт и спуститься вниз. А здесь распахни дверь
и иди себе, куда хочешь! Городские гуси живут на картинках и
говорят Га-Га. А Маякские гуси важно ходят по лугу, купаются и говорят
Кланк –кланк. И коровы не говорят Му=му, а как то вкусно жуют и
взглянув на тебя , помотав головой вздыхают. Мол, что тебе сказать, иди
не отвлекай и жди вечерней дойки. Эти несоответствия показал мне мой
Андрей. Он так старательно подражал и заглядывал мне в глаза, что я
поняла в жизни вся живность куда интереснее картиночной. У нас в
Маякском будет курятник. И я научу сына собирать куриные яйца. Когда я
была маленькой, на каком- то этапе взросления мне разрешили заходить в
курятник и собирать из гнезд яйца. Это стало моей обязанностью. Вот
берешь корзинку и неспешно, подражая неторопливой маминой походке,
идешь в курятник. Внутри всегда несколько курочек, они миролюбиво
курлыкнут и вопросительно взглядывают на тебя. Но ты идешь по делу и
шествуешь прямиком к гнездам. У наших было четыре гнездышка, и в них
всегда было по четыре – пять яичек. Четыре – пять крупных матово-белых
жемчужин, с одного конца круглые, а с другого немножко овальные .Ты
берешь их в руки, иногда они еще теплые, они как раз целиком помещаются
в лодочке твоей ладошки и ты ощущаешь всю хрупкость матовой скорлупки и
аккуратно складываешь в корзиночку. Один раз летом с балкона квартиры
на девятом этаже, в прохожих бросали яйца. Соседки говорили, что в этом
доме получили квартиры работники птицефабрики, и дети не знают цену
яйцам. И вот представьте человек на глазах курочек собравший яйца, так
хулигански с ними поступает. Я не могу . Можно бесконечно
долго смотреть на бегущую реку, провожать взглядом путешествующие
веточки, листочки - слушать ее струящиеся воды; на горящий костер,
ворошить тлеющие головёшки, провожать к ночным звездам вспыхивающие и
гаснущие в вышине снопы искр и в пляшущих языках пламени угадывать тебе
одному понятные послания, сгорающих собранных деревом солнечных лучей.
Сначала у костра собравшиеся говорят обо всем понемногу, общий разговор
часто прерывается взрывами хохота, и веселье бывает таким
заразительным, что улыбаются даже маленькие детки, просто улыбки
родителей отражаются на их милых мордашках. Потом начинают петь, и вот
наступает момент истины. Момент, из-за которого и все начиналось. Все
понемногу утихомирились, все на сегодня рассказали, на завтра планы
обсудили, и просто наступило время тишины. Когда все просто сидят и
отдыхают. Вокруг все свои, ты их видел на протяжении всего этого
долгого солнечного дня, с одним дежурил на кухне, с другим ходил на
речку, с третьим просто посекретничал. На лицах отблески догорающего
костра и если сейчас окликнуть кого-то, человек с секундной задержкой
переведет на тебя взгляд. В глубине глаз неуловимо растает тайна
разговора с пламенем, и ты слегка смутившись за свою бестактность, с
улыбкой кивнешь.
|